Офицеры-2

Никакого ответа Ставр не получил. Трассы его энергетических посылов уходили в пустоту и не воз­вращались.

Ставр вышел из медитации уставший и разочаро­ванный. В минуты опасности связь между ними воз­никала сама собой: они понимали друг друга мгновен­но и действовали как единая система. Они превраща­лись в одно, как тетива, напряженное целое. Все мысли и намерения становились ясны для обоих: по­добно волкам или собакам, они понимали друг друга на телепатическом уровне. Но когда Ставр волевым образом попытался сделать это сейчас, ничего не по­лучилось.

Он стал думать о том, что шанс, конечно, шансом, но надо как можно скорее найти способ удрать из ла­геря и начинать пробиваться в Россию. Он не сомне­вался, что Шуракена уже нет в Сантильяне. Его про­сто не могло там быть, после того что они сделали с базой «Стюарт». Черным Шуракена вряд ли бы выда­ли, да и кому там выдавать? Президент Агильера сам во имя Господа и республики вдохновил их на напа­дение на базу, хотя, скорей всего, не он отдал приказ о реальном уничтожении базы.

Казалось бы, проще всего было сообщить свое имя и заявить о российском гражданстве, но... Этих про­клятых «но» было несколько. Во-первых, легально вернуться в Россию Ставр мог только под конвоем, а это означало потерю свободы действий. Если он хо­тел разобраться в том, что случилось, и помочь Шуракену, в Россию надо возвращаться нелегально. Вто­рое «но» было служебной инструкцией, запрещавшей сотруднику секретного спецподразделения заявлять о своем российском гражданстве. С той минуты, как они с Шуракеном прилетели в Сантильяну, их документы хранились в сейфе у Ширяева. А третьим «но» был весьма предусмотрительный принцип: попался — выг­ребай сам, не ставь на уши руководство.

Когда раскаленный шар солнца скатился к гори­зонту, на дно расщелины, в которой помещался ла­герь, легла густая тень. Обитатели лагеря зашевели­лись. Ставр проснулся весь в липком поту, с тупой болью в голове, но струя холодной воды из той самой колонки, с которой он едва не нарвался сегодня ут­ром, быстро привела его в норму. Рычаг колонки ка­чал все тот же тип, теперь Ставр знал, что зовут его Дан Дренковски.

Кормили в лагере два раза в день. Так же, как ут­ром, заключенные умывались или обливались водой у колонки и шли в столовую. Теперь, когда Ставр по­нял, что в ближайшее время удрать ему не удастся, он начал присматриваться к своей новой компании. Мо­лодые мужчины, заключенные в фильтрационном ла­гере, не были уголовниками в обычном смысле: про­фессиональные наемники, они зарабатывали на жизнь умением воевать. Война кормила их и предоставляла неограниченные возможности для самых безрассуд­ных авантюр. Преступление большинства из них зак­лючалось в том, что, воюя за деньги, они становились

участниками грязных дел тех, кто их нанимал. Но за­частую разница между бандитом и солдатом удачи за­висит от того, как обернется дело. Среди «клиентов» Хиттнера попадались отпетые мерзавцы, за которы­ми тянулся след кровавых расправ, бесчинств и гра­бежей.

Особенно устрашающее впечатление производи­ли кубинцы. Их было трое. Держались они особняком, никого близко к себе не подпуская. Ходили, как тиг­ры, — мягко, бесшумно, настороженно поглядывая по сторонам. Один из них был бородатый гигант под два метра ростом. В его лице сильно ощущалась негроидность, а тело было сплошь покрыто цветными татуи­ровками. Кроме кубинцев поражали своим экзотичес­ким видом и другие личности, но, возможно, они-то как раз были не самыми опасными здесь.

Для того чтобы обеспечить себе сносное существо­вание в лагере, Ставру предстояло выбрать среди этих людей возможных друзей и вычислить потенциальных врагов. Поэтому после ужина он пошел на плац иг­рать в американский футбол. Игра была лучшим спо­собом быстро со всеми перезнакомиться, показать себя и присмотреться к другим.

Игра напоминала битву диких жеребцов. В свал­ке запросто могли вдавить пару ребер, сломать руку или ногу. Обычно игроки в американский футбол на­девают такое количество защитных приспособлений, что оно делает их похожими на пластмассовых роботов-трансформеров. Естественно, ничего подобного здесь и в помине не было, но никто не делал скидки на отсутствие шлемов, щитков на плечах, налокотни­ков, наколенников и прикрывающих пах раковин.

Боль и раны считались неотъемлемой частью игры. На плац выходили, чтобы продемонстрировать отличи­тельные знаки самца — показать свое презрение к боли, владение собственным телом, фанатичную аг­рессивность и безжалостность в соперничестве.

Отлично скоординированный и от природы ода­ренный способностью к резкому, почти с места, набору скорости, Ставр был словно создан для этой игры. Он мог, не теряя скорости, мгновенно, одним прыжком, менять направление, уходя от столкнове­ний, попыток сбить его с ног, взяв на корпус. Среди других игроков увальней тоже не наблюдалось, но в план Ставра и не входило доказывать, что у него тут «самые большие яйца», пожалуй, это был бы самый быстрый и верный способ нажить себе кучу врагов, а он хотел найти друзей. И он знал, что скорей заво­юет их благодаря не физическому превосходству, ко­торого, в общем, не было, а присущему ему чувству команды и партнера. Поэтому именно его чертовс­ки удачная передача бывшему рейнджеру, по имени Текс принесла победу команде, за которую Ставр иг­рал.

Текс забил победный мяч и пришел в дикий вос­торг от парня, с подачи которого ему удалось это сде­лать. Высоко подпрыгивая, тряся руками над головой и завывая, как бабуин в брачный период, он бросился к Ставру, обнял его и хлопнул по спине так, что у того загудело в груди. Ставр не остался в долгу: ребра рейн­джера затрещали от его ответного объятия. В общем, они прилично помяли друг друга. Прочие члены ко­манды бесновались и орали, выражая свою радость, хлопали друг друга по здоровым спинам.

С плаца Ставр и Текс пошли к колонке. Они осту­дили артезианской водой разгоряченные тела, смыли пыль, которая, смешавшись с потом, превратилась в липкую грязь, и постирали футболки. Повесив их су­шиться на ферму прожектора, Ставр и Текс отошли подальше, чтобы им на головы не сыпались мерзкие насекомые, танцующие свой танец смерти в луче про­жектора. Мужчины опустились на корточки. Это са­мая удобная поза для отдыха и разговора. Им не хва­тало сейчас только по банке холодного пива, а пол­пачки сигарет имелось у Ставра в кармане куртки. Текс оценил его щедрость, когда Ставр предложил заку­рить.

— Послушай, что это за комиссия, которая тут с вами разбирается? — спросил Ставр.

— А-а-а, дерьмо, — дал исчерпывающий ответ рейнджер.

— Долго они возятся? 

— По-разному. Пока они по своим каналам про тебя что-нибудь не выяснят, они с тобой вообще раз­говаривать не будут. Ну а когда выяснят, то быстро решат, куда тебя пристроить.

— Хиттнер намекнул мне, что может помочь. Но я не знаю, стоит ли иметь с ним дело.

Текс окинул Ставра оценивающим взглядом.

— Хиттнер похож на придурка, но на самом деле он здесь, может быть, умнее всех, — спокойно сказал он. — Да, он может кое-что сделать. Но только это не­дешево обойдется, запросто можешь потерять шкуру. Хиттнер — это последний шанс. Тут был один конче­ный парень, они круто развлеклись с черными да еще нафотографировали на память. Этот придурок таскал эти картинки с собой и показывал их, когда напивал­ся. Его приговорили к расстрелу. Так вот, Хиттнер ус­троил ему контракт, и он исчез, вроде бежал. Но я тебе точно могу сказать, дела, для которых отсюда нани­мают людей, всегда дерьмово кончаются. Даже если тебе повезет и ты останешься жив, тебя все равно при­кончат. А вот если у тебя есть друзья и они готовы хо­рошо за тебя заплатить, то ты можешь попробовать договориться с Хиттнером.

— У меня есть друг, — ответил Ставр. — Но я сам должен ему помочь, потому что сейчас ему наверняка приходится отдуваться за одно дебильное дело, в ко­торое мы с ним влипли. Так что нет у меня времени рассиживаться здесь и ждать, пока комиссия со мной разберется.