Ваше благородие

— Противник же!

— В специальной тактике так принято. Вдруг сдадутся! Столько жизней сохраним.

— Учтем.

Легко сказать, а сделать на практике предложение о сдаче во сто крат сложнее. Это не регулярная армия, более или менее соблюдающая международные договоренности, а Оголтелый, который искренне верил в свою непобедимость и удачливость, но знать не знал о каких-то правилах. Тем не менее начальник резерва стал готовить парламентера. Но дело до этого не дошло. Когда смонтировали белый флаг, на который ушла уйма бинтов, сотня боевиков, ведя непрерывный огонь из автоматического оружия, устремилась к ближайшей опушке леса на прорыв узким фронтом. Без тщательной разведки направление прорыва сотенный выбрал неудачно. Оказался флангом к подготовленным для стрельбы средствам усиления. Полегло большинство боевиков, попытавшихся прорваться, преодолев не более полпути до спасительного леса. Продолжали таять их ряды, когда остатки сотни вынуждены были залечь.

XXXIII

Последние десять минут донесений от руководителя операции не поступало. Командир дивизии нервным шагом измерял комнату от стены до двери и обратно.

— Чего они там тянут?

— Один мой знакомый немец говорил, если представить себя на их месте, напряжение как рукой снимет.

— Немцы мне не советчики.

— Они тоже разные. Есть довольно неглупые.

Ожила радиостанция. Радист слушал сообщение, записывал в журнал оперативной информации. Генерал не выдержал, через плечо радиста углубился в чтение текста. Бодров видел, как лицо командира дивизии оживилось. Когда он посмотрел на Сергея, можно было ни о чем не спрашивать.

— Банда Оголтелого ликвидирована. Захвачены с десяток бандитов, в том числе сотенный, остальные убиты и ранены. Будем сворачивать операцию?

— Ни в коем случае. Надо лес прочесать до конца, чтобы иметь о нем полное представление, выяснить, кто там бродит.

— Прочесывание продолжить до окончания леса, — сказал генерал в микрофон и тяжело опустился на стул.

— Где подразделения?

— Едва прошли середину.

После минутной задумчивости он подошел к радиостанции, назвал позывной начальника резерва.

— Срочно ко мне Оголтелого, — передал генерал распоряжение и вновь углубился в свои мысли.

Прошло более часа, прежде чем два рослых кавалериста втолкнули в комнату сотенного со связанными руками.

Чуть выше среднего роста, с жилистой шеей, сжатыми толстыми губами и напряженным взглядом, он, казалось, вот-вот разразится бранью.

— Пан генерал, — процедил он. — Я отвечать не буду на ваши вопросы.

— А мы их задавать не будем, — ответил Бодров.

— Зачем тогда позвали?

— Мы не звали, а приказали доставить.

— Планировал я напасть на ваш штаб. Разведданные есть. Могли бы поменяться ролями. Первый раз удача отвернулась от меня.

— Пока за вас не брались как следует, везло. Ради чего идете войной против советской власти? — спросил Сергей.

— Знаете же лозунги ОУН, цели УПА, зачем спрашиваете?

— Вы лично зачем взялись за оружие?

— Чтобы не повторился тридцать третий год. Знаете, что тогда от голода умерли семь с половиной миллионов украинцев? Все из-за того, что в том году столько же, то есть семь с половиной миллионов, тонн украинского хлеба было продано за границу. Ваш Сталин и его подручные на Украине: Петровский, Каганович, Любченко, Затонский — совершили это преступление.

— В России в это время тоже ели лебеду, лопух, лузгу просяную, желуди.

— Не знаю, как у вас, а на Украине в тридцать втором урожай хлеба был средним. Но его подчистую забрало государство, не оставив даже для посева и на трудодни. Люди помнят это, прошло лишь десять лет. Теперь мы не хотим, чтобы все повторилось.

— Мы тоже. Но при чем те семнадцать бойцов, которых вы убили на складе? Чем особенно провинился сержант Клименко, которого ослепили и изрубили на части? Ни одно самое варварское племя, даже людоеды, не поступали так с захваченными пленниками. А он ведь был украинцем. Звери вы, именующие себя повстанцами.

— Ваши тоже так поступают.

— Приведите хотя бы один пример. Мы этого человека посадим на скамью подсудимых рядом с вами.

— Меня будут судить?

— Будет проведено следствие, потом ваше дело поступит в военный трибунал. Если суд определит высшую меру наказания, распоряжусь повесить на дверях бывшего склада, — сказал генерал и приказал увести задержанного.

Солнце давно перевалило за полдень, когда командиры групп прочесывания, а затем блокирования доложили о выходе цепей на конечную опушку леса.

Бодров возвратился в свой полк в разгар Одесской операции. Вновь шли проливные дожди, вконец испортившие дороги. После доклада начальнику войск о результатах командировки Сергей вошел в свой кабинет, но едва огляделся, в дверях появился полковник Волынов.

— Несмотря на бездорожье, — сказал он, — войска фронта успешно продвигаются в направлении Раздельной и Одессы. Планы военного командования — выйти на рубеж реки Днестр. Как только эта задача окажется выполненной, мы должны будем передислоцироваться штабом и вашим полком на станцию Раздельная. Левый фланг службы заграждения — Черное море.

— Ого! — невольно воскликнул Сергей.

— Во куда дошли!

— А я моря не видел.

— Это красота… Продумайте, как организовать службу на побережье. Первое время оно будет обороняться фронтовыми войсками, но потом нам предстоит брать его под свой контроль.

10 апреля частью сил войска 8-й гвардейской и 5-й ударной армий полностью освободили Одессу, а через четыре дня часть сил 3-го и 2-го Украинских фронтов вышли на рубеж Днестра, встретив организованное сопротивление противника. В результате Одесской операции советские войска продвинулись вперед на сто восемьдесят километров, освободили Николаевскую, Одесскую области и часть Молдавии. Войска НКВД по охране тыла получили задачу: организовать службу в полосе между железнодорожной линией Одесса — Жмеринка и Днестром с направлением основных усилий вдоль береговой линии Черного моря от Одессы до Днестровского лимана.

Непосредственно берег моря узкой полоской обороняла особая группа 46-й армии отдельными гвардейскими пулеметно-артиллерийскими батальонами.

— Откуда станем брать людей для сосредоточения основных усилий? А там около сорока километров, — рассуждал Николай Михайлович.

— Линейные полки не имеют для этого сил, — ответил Бодров, — им хотя бы со своими задачами справиться в отведенной полосе. Остается полк.

— Поезжайте на берег моря, посмотрите оборону гвардейцев, когда подработаете замысел, вернемся к этому вопросу, — распорядился начальник штаба.

Штаб войск по охране тыла и отдельный полк разместились на окраине Раздельной в блиндажах, спешно покинутых немцами. Сергей зашел к отцу. После возвращения из командировки он лишь однажды навестил раненого в Березовке. Состояние Николая Дмитриевича оставалось стабильным: здоров, но с бездействующей рукой. Рана затянулась, а шевелились лишь большой и указательный пальцы.

— Па! Еду к морю! Не видел еще, что это такое.

— Мне тоже не довелось побывать вблизи. Говорят, вода соленая и пользительная при всяких хворях. Привези мне канистру, попарю руку, глядишь — и полегчает.

— Привезу!

Рано утром «виллис» с Бодровым, Шведовым и Шикериным в сопровождении взвода автоматчиков покинул лагерь. Три дня не было дождя, светило весеннее солнце, хотя по небу непрерывно бродили тучи. Смотреть было не на что, обычные прифронтовые дороги с битой и обгорелой техникой. «Отца бы сюда!» Пригревало, откровенно хотелось спать. Но вскоре — вынужденная остановка. По бездействующему полотну железной дороги в сторону Одессы тянулась длинная колонна военнопленных. Невысокого росточка сержант подбежал к машине, готовый отрапортовать, но, увидев на погонах лишь майорские звездочки, замер с ладонью под пилоткой.

— А я думал, генерал… — разочарованно сказал он. — «Виллис» и вон какая охрана.