Степень вины

Какое-то мгновение обе женщины смотрели друг на друга, в этом их молчании Терри увидела неожиданно возникшую, невысказанную близость.

– Не сам факт. Мне неудобно об этом говорить, но я должна называть все своими именами. Диапазон сексуальных интересов человека может быть очень широк, и мой диапазон сделал возможной нашу связь с Лаурой – по крайней мере, на время. Но то, что я называю неприятным, было связано со смертью Лауры.

Линдси помолчала, как будто вспоминая, потом продолжала:

– Все началось за две недели до того, как Лаура застрелилась. Она стала опекать меня, как раз в то время, когда я в этом особенно остро нуждалась. Неделю спустя я оставила ее – боялась собственного несоответствия ее запросам, хотела иной сексуальной ориентации. К самоубийству ее привела целая цепь причин и следствий. Это та боль, которой коснулся Марк Ренсом.

Взгляд судьи Мастерс был спокоен и непостижим.

– Я слушала запись последней беседы Лауры с психиатром, – наконец произнесла она. – За несколько дней до ее гибели трое мужчин использовали ее с жестокостью, которая сравнима только с бессердечностью психиатра, выслушивающего ее. – Она возвысила голос: – То, что я только что сказала вам, никогда не должно покинуть эту комнату. Но вы должны это знать. До того, как начнете участвовать в установлении вины.

Терри с удивлением смотрела на нее. Было впечатление, что на какое-то время Кэролайн вывела из рассмотрения убийцу Марка Ренсома, она и Линдси Колдуэлл, две женщины, с беззастенчивой прямотой обсуждали более важные и более близкие для них вещи, чем те, что составляли суть судебного разбирательства.

– Я была с Лаурой, когда Джеймс Кольт звонил ей, – спокойно произнесла актриса. – Обе мы, и я и Лаура, знали, что он намеревался делать. Я кое-как ушла оттуда.

Кэролайн Мастерс скрестила руки на груди.

– Мы говорили о шантаже. Лаура, перекладывая на вас решение, прибегла к своеобразному моральному шантажу. Вы же не заставляли Лауру пойти к нему. Или убить себя.

Линдси смотрела в сторону.

– Марк Ренсом коснулся еще и другой вещи, – проговорила она наконец. – Хотя он мог и не знать об этом.

– Какой?

– За час до того, как убить себя, Лаура позвонила мне – пьяная, в отчаянии. – Голос Линдси упал. – Я снова отвергла ее.

Судья Мастерс смотрела на нее. Заботливо спросила:

– Вы думали, что Ренсом знал об этом?

– Я не была уверена. Хотя, конечно, он знал достаточно. Думаю, она могла позвонить Стайнгардту той ночью, и это стало известно Ренсому… И все же я понятия не имею, было бы мне легче или тяжелее от того, что он знал.

– Но вы хотели быть уверены.

– Я хотела. Я боялась, что обо мне узнают, поэтому я должна была встретиться с Марком Ренсомом.

Кэролайн помолчала. Потом сказала:

– Это не имеет отношения к делу. Но надо отметить: я считаю, что каждый лично ответственен за свой выбор. Сколько вам было – девятнадцать? Лаура сама себя довела до такого состояния.

В ее голосе появились жесткие ноты:

– Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и Стайнгардта, и Джеймса Кольта – или отца Лауры… Это не относится к виновности или невиновности мисс Карелли, но то, что такая кассета могла возбуждающе действовать на Марка Ренсома, так же отвратительно, как и то, что он использовал ее для шантажа, принуждая к половой связи.

– Но и то и другое – предположения, – заметила Шарп. – Не факты. Они не могут быть оправданием преднамеренного убийства.

Кэролайн Мастерс обернулась к ней:

– Я здесь не для того, чтобы выручать мисс Карелли. Но и обвинение не для того, чтобы доказывать беспорочность жертвы. – Кэролайн снова взглянула на Линдси Колдуэлл: – Хотя мисс Шарп занята определением степени вины сугубо мисс Карелли, давайте все же вернемся к вашему разговору с Марком Ренсомом.

Подавшись вперед, актриса смотрела в окно.

– Я была удивлена, когда он позвонил. Первое, что запомнилось из сказанного им, – то, что он много слышал обо мне. "От кого?" – спросила я его. Он ответил не сразу: "От Лауры Чейз".

Линдси помолчала.

– Я была в своем доме на морском берегу, в Малибу, – тихо продолжала она. – В гостиной. Муж сидел тут же. Когда Марк Ренсом сказал это, я была буквально потрясена. Помнится, оглянувшись, посмотрела через плечо. Роджер читал роман и улыбался про себя. Стараясь говорить как можно естественней, я спросила: "В самом деле?" Тогда он рассмеялся. – Она заговорила сдавленным и злым голосом: – Он сразу же догадался, что я в комнате не одна и что я боюсь упоминания Лауры. "В самом деле, – повторил он. – Кстати, Лаура сказала, что вы самая прелестная и самая чувственная любовница из всех, кого она познала". От этих слов я похолодела. Он заговорил елейным тоном льстеца: "Если такое говорит Лаура, это очень много значит, не так ли? И конечно же, это произвело на меня впечатление".

Терри обернулась, чтобы посмотреть Кэролайн в глаза. Но судья смотрела на свои руки.

– Странным было то, – продолжала Линдси, – что сквозь приторность тона прорывалась злость. Как будто мысль о том, что было у меня с Лаурой, выводила его из равновесия. "Конечно, – говорил Ренсом, – в конце жизни Лауре очень не везло с мужчинами – или с женщинами". Потом отвратительным шутовским тоном он сказал: "Должно быть, от позора она и застрелилась".

Кэролайн Мастерс подняла взгляд:

– А что вы сказали?

– Роджер смотрел на меня. Я поняла, что мой разговор привлек его внимание. Поэтому самым бесстрастным тоном, на какой только была способна, я сказала: "Это очень забавно, Марк. И где вы это прочитали, в "Ридерс дайджест"?" Ренсом снова рассмеялся: "В "Моей незабвеннейшей лесбияночке"? Нет, я узнал это непосредственно от Лауры. Слышал от нее своими ушами". Почти непроизвольно я задала вопрос: "Надеюсь, телефонные разговоры с ней оплачиваете вы". – Замолчав, Линдси Колдуэлл взглянула на судью. – С помощью черного юмора я пыталась скрыть от Роджера свой страх перед человеком на другом конце провода. "Нет, – ответил мне Ренсом. И заговорил вдруг серьезным тоном: – Но я немало заплатил за это". Роджер все смотрел на меня. "За какие права вы заплатили?" – спросила я Ренсома. Голос его был довольно спокоен: "За авторское право. На кассету Лауры и ее психиатра".

Актриса снова помолчала, глядя на Кэролайн Мастерс.

– В какой-то момент, – снова заговорила она, – у меня появилось ощущение, что я не понимаю, где нахожусь. Я даже не знаю, что отвечала ему. Но до конца своей жизни не забуду, что он сказал потом: "Лаура любила вас. А вы оставили ее на гибель. То, как это произошло, и является темой моей книги". Какое-то время я не могла говорить. Потом с трудом выдавила из себя: "И о чем же эта книга?" "О самоубийстве Лауры, – заявил он мне. – О днях и часах, предшествовавших моменту, когда она нажала на спусковой крючок. Я отвечу на вопрос: "Кто убил Лауру Чейз?" "Кто же это?" – поинтересовалась я и заметила, что Роджер по-прежнему смотрит на меня. Уже спокойней Марк отвечал: "Тот, кого я выберу, Линдси. А вы на кого думаете?"

Терри понимала: Кэролайн Мастерс пытается увидеть все это мысленным взором, Линдси Колдуэлл в доме на морском берегу старается говорить по телефону так, чтобы муж ничего не понял, и слушает Марка Ренсома, извлекшего на свет Божий ее вину двадцатилетней давности. Сама Терри могла представить все это гораздо яснее – возможно, потому, что побывала в этом доме.

Голос Линдси сделался унылым, как будто от воспоминания о собственном бессилии.

– "Что вы предлагаете?" – обратилась я наконец к Марку. "Чтобы вы послушали мою кассету с Лаурой, чтобы мы поговорили о ней. – В его голосе появилась интимность. – Потом у нас будет беседа, сугубо конфиденциальная. Если поладим, буду рассматривать возможность привлечения вас в качестве консультанта". Роджер снова углубился в чтение. "Это необходимо?" – спросила я Ренсома. Он долго молчал, потом сказал: "Только в том случае, если вы хотите получить кассету". Я испытывала тошноту. "За что?" – задала я вопрос. Марк снова помолчал. "Помните нашу маленькую ссору из-за Лауры, – поинтересовался он, – в Йеле, на симпозиуме "Женщины в кино"? Вы назвали меня тогда, как помнится, "поэтом-лауреатом журнальных разворотов".