Любовь и доблесть

– Хватит, хватит, ну пожалуйста, не надо...

– Не надо – так не надо, – пожал плечами Олег и не оборачиваясь побрел к берегу. Подошел к машине и вдруг резко ударил в ветровое стекло, вложив в этот удар всю сдерживаемую даже во время драки ярость. Удар был столь силен и скор, что стекло не развалилось: кулак просто пробил в нем дыру, от которой во все стороны заветвились паутинкой трещины.

– Эй... – Девчонка стояла по колено в воде, мокрая, замерзшая, неловко прикрывая ладошками низ живота...

И тут Олег словно впервые заметил и ее наготу, и то, как она хороша...

– Эй... Можно... можно я выйду уже? – попросила девчонка, клацая зубами.

– Выходи, – пожал плечами Олег.

Хмель, похоже, еще бродил тяжкими волнами в ее голове, но Олег заметил: взгляд заметно прояснился.

– А ты не будешь...

– Приставать?

– Да. И драться.

– Нет. На сегодня хватит.

Девочка, все так же прикрываясь руками, вышла на берег, хлюпая промокшими кроссовками, наклонилась за трусиками, произнесла озадаченно:

– Порваны...

Олег хотел было сказать ей что-то резкое и злое, но, встретив ее беспомощный взгляд, только пожал плечами:

– Стало быть, пикник не удался, – подумал, спросил, кивнув на лежащих пацанов:

– Дружбаны в претензии не будут?

– Да я их вообще не знаю! Да и... – Девушка, прикрываясь платьицем, неожиданно выпрямилась, лицо ее скривилось презрением, и она произнесла надменно:

– Замучаются претензии выставлять! – потом бросила взгляд на лежащих парней, побелела:

– Ты их что, убил?

– Много чести. Отлежатся.

Девчонка посмотрела пристально на Олега, потом сказала тихо:

– А ты жестокий.

– Я справедливый.

– Плевать. Что пялишься, отвернись! – повелительно потребовала она тем же надменным тоном.

– Да пошла ты! – Данилов развернулся и быстро зашагал прочь. Идиот. Бить кому-то морды только затем, чтобы полупьяная девка его еще и «строила»! Идиот!

– Эй!

Олег услышал сзади хлюпанье кроссовок.

– Извини. Я погорячилась.

Девушка уже была в коротеньком платье цвета неба, которое удивительно шло ей. Олег ощутил едва уловимый аромат незнакомых духов – он был тонким, изысканным, нездешним. И еще – Олег заметил, что и платье, и кроссовки – вовсе не китайский самопал.

– Ну что ты молчишь? Я же извинилась.

– О чем нам говорить, девочка?

– Меня зовут Даша.

– Красивое имя.

– Сказано таким тоном, что... Я не проститутка, понял?

– Как не понять.

– А к этим дегенератам в машину полезла, потому что... Потому... Да вообще, что, я обязана тебе что-то объяснять?

– Объяснять будешь папе с мамой. Дома. Пока, девочка.

– Что ты грубишь?

– Манера такая. Да и вообще я неласковый.

– Ну и глупо. Наверное, ты одинокий.

– Возможно.

– Свободу бережешь?

– А что есть «свобода»?

– Ты не хочешь со мною разговаривать, да? – Даша схватила Олега за рукав.

– Ты меня что, презираешь? – В больших темных глазах девушки закипели слезы, губы скривились от совершенно детской обиды. – Скажи, презираешь?

– Нет.

– А почему тогда ты так со мной разговариваешь? Да, я нахамила тебе, но это от смущения.

– Да?

– Ну не от смущения, а... Просто противно жить, когда кругом одни слуги! А отец... Он...

– Знаешь, Даша, разбирайся с твоими проблемами сама. Ладно?

Девочка поникла, опустила голову, хлюпнула носом, и крупные слезинки побежали по ее щекам.

– Все как всегда. Никому не нужны чужие проблемы. «Разбирайся сама...» Я еще не умею сама, понял? – Быстрым движением девчонка смахнула слезы, но они покатились снова. – Сама... Я подумала, ты другой. Ты сильный, а значит – добрый. А ты... Ты такой же, как все. Ты такой же, как мой отец. Тебе только до себя. Тогда зачем ты влезал во все?

Олег поморщился, вздохнул:

– Не реви.

– Я не реву. Они текут сами. – Даша остановилась вдруг, прислонилась к дереву, обняла ствол и заплакала горько-горько. Олег ее не утешал. Стресс. По глупости она залезла в авто к подонкам, ее унизили, и теперь ее реакция та же, что и у него, когда он крошил стекло ни в чем не повинному джипу. Хотя...

Может, она плачет и не о том, а о жизни... Жаль только, что этой совсем юной девчонке совсем некому выплакаться. Разве что дереву.

– Ну все, девочка, все. Все пройдет, все будет хорошо. – Олег сам не заметил, как оказался рядом. Он стоял и гладил Дашу по мокрым волосам.

Неожиданно она обернулась к нему, обняла и – заплакала пуще, уткнувшись в плечо, а он вдыхал аромат ее мокрых волос и ни о чем не думал.

Постепенно рыдания стихли, Даша лишь передыхала впол-вздоха. Сказала тихо:

– Ты извини. Не подумай, что я тебе навязываюсь. Просто мне не с кем поговорить. Вообще. Была подруга, но она... А отец... Нет,не хочу тебя загружать. Прости. Тебя как зовут?

– Олег.

– Меня Даша.

– Ты уже говорила.

– Я забыла. Ой, я и сумочку забыла.

– Там деньги?

– Мелочь. Там зеркальце. И косметичка. Я страшная сейчас, да?

– Нет.

– Да ладно, не ври. Когда я плачу, у меня нос краснеет. Самый кончик. И я похожа на клоуна.

– Ты похожа на заплаканную девчонку. Только и всего.

– Только и всего, – скорбно вздохнула Даша.

– Еще ты красивая.

– Правда?

– Да.

– Спасибо тебе.

– Не за что.

– Есть за что. Ты добрый. – Даша задумалась на секунду, добавила:

– И не слуга.

– Дались тебе эти слуги.

– Просто никто вокруг не говорит правды. Или врут, или льстят... И не потому, что я такая. Из-за отца. А он... Ему до себя. И до своих дел. Всем не до меня.

– Не переживай. Образуется все.

– Ты еще скажи, «со временем».

– Нет. Не скажу. Со временем многое имеет тенденцию развиваться от плохого к худшему.

– Почему? – Даша смотрела на Олега, ее взгляд показался ему совершенно детским от беззащитности.

– Потому что одни люди – взрослеют, другие – стареют.

– Я знаю очень много молодых стариков. Они так и не были взрослыми. Просто из дурашливого детства попали сразу в мир, где вокруг одни цифры. Из денег. Но они даже на людей мало похожи. На доллары они похожи, вот что. Такие же серо-зеленые. И скучные. А по сути своей – те же слуги. И от них не услышать правды.

– О чем?

– О жизни.

– Кому нужна правда о жизни?

– А что же нужно?

– Иллюзия.

– Мир иллюзорен?

– Да. А жизнь... Жизнь проста: море, трава, солнце. Только и всего.

– Только и всего... – как эхо, повторила девушка. – Ты забыл о любви.

Олег кивнул, произнес тихо:

– Да. Я забыл о любви.

Даша взглянула на него быстро, покраснела:

– Извини. Я, наверное, что-то не то сказала.

– Ты сказала именно то. И прекрати бесконечно извиняться.

– Это я от смущения.

– Да?

– Просто... Таких, как ты, я еще не встречала. Ты кажешься... свободным.

Не в смысле, а... Ты понял?

– Да. Я понял. Вот только...

– Что «только»?

– Очень неприкаянная у меня вышла свобода.

– Такая бывает?

– Выходит, бывает.

Даша задумалась, собрав лоб морщинками:

– Вот странно... Я разговариваю с тобою так, словно давно тебя знаю. Очень давно. И, по-моему, ты тоже.

– Ничего странного. Это как в поезде.

– В поезде?

– Да. Мы попутчики. Сейчас доедем до назначенной станции и разбежимся.

Каждый по своим делам.

– Я так не хочу. Это не правильно.

– Так как раз и бывает. Когда люди не в отношениях, им нечего делить. И попутчики стараются понравиться друг другу вовсе не из корысти, а просто из совершенно людского, неистребимого желания нравиться. Поэтому в пути все хорошо. А вот продолжение дорожного знакомства... Не знаю.

– Ты боишься разочарований?

– Уже не очень. Хотя... Боюсь. Вот только... У неприкаянной свободы есть одно преимущество: в ней не бывает разочарований.

– И очарований тоже?

Олег помолчал, произнес тихо: