Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)

— Документы в порядке, — доложил охранник. — Предъявили без звука.

«Перегудов».

Судья вспомнил. Это был руководитель реабилитационного центра, в котором Калмыков сначала долечивался, а потом работал санитаром.

Доктор Перегудов.

— Перегудов — старший из них? — спросил он.

— Так точно.

— Попросите его зайти ко мне после заседания.

— Слушаюсь. Доставлю.

— Вы не можете его доставить, — возразил судья. — Он не подсудимый. Попросите его зайти. Скажите, что это моя просьба.

— Будет исполнено.

Но вечернее заседание круто изменило ход процесса и заставило судью забыть о приглашении.

Еще во время обеденного перерыва прокурор по-свойски сообщил ему, что его следователь накопал кое-что новенькое и это делает исход суда совершенно ясным. Но что именно накопал следователь, не сказал, лишь многозначительно пообещал:

— Узнаешь. Попомни мои слова: этот парень станет майором.

— Нашел заказчика? — предположил Сорокин.

— Пока не нашел. Мне он ничего не говорит, темнит. Но у меня такое ощущение, что след взял.

После того, как слушание дела возобновилось, прокурор заявил ходатайство о вызове в качестве свидетеля гражданки Сомовой Галины Ивановны. Впервые за время суда мертвое лицо Калмыкова исказила гримаса.

— Нет! — резко произнес он, будто каркнул. — Нет!

— Защита отклоняет ходатайство прокурора, — заявил адвокат, но обосновать свой протест не смог.

— Возражение не принято. Пригласите свидетельницу, — распорядился Сорокин.

Судебный пристав ввел в зал высокую стройную женщину с большими встревоженными глазами, словно извлеченную из уличной толпы. Такие женщины составляют на московских улицах большинство: опрятно и даже модно, но небогато одетые, с выражением озабоченности на лице — нехваткой денег, ценами на продукты, здоровьем детей.

В толпе она не обратила бы на себя внимания. Явленная же вне привычного окружения, обнаружила гордую посадку головы, как бы потаенную грациозность движений. На узком, с крупными правильными чертами лице выделялся большой рот с четким и словно бы высокомерным разрезом губ.

То ли ей плохо объяснили, для чего ее вызывают в суд, то ли она не вполне это поняла, а просто подчинилась, как привыкла подчиняться начальству. Но она даже не увидела подсудимого, скользнула по решетке взглядом и с испугом, недоумением и настороженностью посмотрела на судей.

Когда была установлена ее личность и сделаны положенные предупреждения об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, прокурор задал вопрос:

— Свидетельница, знаете ли вы подсудимого Калмыкова Константина Игнатьевича?

И только тут она увидела человека за решеткой.

— Костя, — негромко, ошеломленно проговорила она. — Это ты?

Калмыков не ответил. Он снова стал мертвым.

— Что с тобой, Костя? — быстро заговорила она. — Костя, что с тобой? Костя, это же я! Это я, Костя!

Она так и не дождалась ответа. Секретарь суда поспешно налила воды и подала стакан свидетельнице.

— Спасибо, — сказала она. — Не нужно.

— Вы можете отвечать на вопросы? — спросил Сорокин.

— Я постараюсь.

— Знаете ли вы подсудимого Калмыкова? — повторил прокурор.

— Да. Это мой муж.

— Уточните свой ответ. Он был вашим мужем или вы считаете его своим мужем и сейчас?

— Он был моим мужем.

— Вы развелись?

— Нет. В восемьдесят первом году его отправили в Афганистан. Сразу после нашей свадьбы. В восемьдесят четвертом он вернулся, через месяц улетел снова. Потом мне сообщили, что он пропал без вести. В девяносто третьем году по суду его признали безвестно отсутствующим. Костя, я ждала тебя девять лет.

— Свидетельница, вы не ответили на мой вопрос.

— Я ответила. Мой брак был аннулирован. Я вышла замуж второй раз. Костя, я вышла за Юру Сомова. Я ничего не знала о тебе четырнадцать лет. Четырнадцать лет я ничего не знала о тебе, Костя! Мы думали, что ты погиб.

— Свидетельница, вы должны отвечать на вопросы обвинителя, — вынужден был сделать замечание судья Сорокин.

— Извините, — сказала она. — Да, конечно. Спрашивайте.

— Есть ли у вас дети от брака с подсудимым? — продолжал прокурор.

— Есть. Сын Игнат. Ему четырнадцать лет.

— Есть ли у вас дети от второго брака?

— Дочь. Ей пять лет.

— Когда вы узнали, что ваш первый муж жив?

— Два месяца назад, в начале сентября.

— Сообщите суду, при каких обстоятельствах вы это узнали.

— К нам пришел служащий из риэлторской фирмы «Прожект». Он сказал, что на мое имя куплена трехкомнатная квартира. Он передал мне документы на квартиру и сказал, что в нее можно вселяться хоть сегодня.

— Вы спросили, кто купил вам эту квартиру?

— Да. Он ответил, что квартира куплена по поручению Калмыкова. Так я узнала, что он жив. Костя, я только тогда узнала, что ты жив!

— Вы пытались встретиться с ним?

— Да. Я спросила у служащего, где он, как мне его найти. Он сказал, что не знает. Заказ был сделан по «Интернету», а деньги переведены по почте. В заказе было указано, что выбор квартиры клиент предоставляет агентству. Единственное условие — она должна быть в Сокольниках.

— Вы спросили, сколько стоит квартира?

— Да. Он сказал: вместе с комиссионными семьдесят тысяч долларов.

— Вы поинтересовались, откуда у вашего бывшего мужа такие деньги?

— Я спросила. Служащий ответил, что он не знает. Его фирме дали поручение, это поручение фирма выполнила.

— Вы переехали в новую квартиру?

— Переехали. Мы с мужем посоветовались и переехали. Мы подумали, что Костя узнал, как мы живем, и решил помочь.

— У обвинения больше вопросов нет, — сообщил прокурор. — Даю справку. Оформление документов на квартиру свидетельницы было завершено фирмой «Прожект» десятого мая.

— Есть ли вопросы у защиты? — спросил судья.

— Да, ваша честь, — подтвердил Кучеренов. — Скажите, свидетельница, какие жилищные условия были у вас до переезда в новую квартиру?

— Мы жили в двенадцатиметровой комнате в коммунальной квартире в Сокольниках. Эта комната досталась мне от родителей.