Всемирная прачечная: Террор, преступления и грязные деньги в офшорном мире

В начале 1950-х годов Хартфорд открыл для себя пляж Хог-Айлэнд площадью 700 акров, до которого можно было за 10 минут добраться по морю из Нассау. Пляж имел четыре мили в длину и две трети мили в ширину, а свое название получил от диких свиней, в огромном количестве водившихся в тех краях. Как только Хартфорд увидел его, он тут же оформил покупку, даже не подумав о том, что было бы неплохо, чтобы юристы вначале изучили детали 11-миллионной сделки. Хартфорд хотел превратить это место в один из лучших туристических курортов мира. Он переименовал его в Парадайз-Айлэнд, т.е. «Райский остров», и в течение последующих нескольких лет вложил в него еще 19 млн. долларов, рассчитывая, что остров оправдает свое новое название.

На первом месте в его планах было построение комплекса отеля-казино. А его неудача, в первую очередь, было вызвана тем, что он ошибся с выбором юридической фирмы-консультанта. Вместо того чтобы обратиться к Стаффорду Сэндсу, он обратился к честным юристам и, следовательно, в принципе не мог рассчитывать на получение игорной лицензии. Усугубляя свое положение, Хартфорд давал деньги небольшой негритянской Прогрессивной либеральной партии, что в глазах Сэндса и его партии белых «Объединенные багамцы» было равносильно измене.

Столкнувшийся с финансовыми проблемами Хартфорд был обречен на растерзание кружащими над ним стервятниками. Ему пришлось уступить часть своей доли за 750 тыс. долларов. И что самое удивительное, Хартфорд вскоре ни с того ни с сего одолжил 2 млн. долларов тому самому человеку, который купил у него его долю, а в качестве погашения долга согласился принять незарегистрированные акции, которые, как он вскоре обнаружил, невозможно было никому продать. Тогда его новый партнер — тот самый парень, который все еще был должен ему 2 млн. долларов, — предложил ему ссуду в 1 млн. долларов, которая, как оказалось, обеспечивалась еще одним приличным куском акций Парадайз-Айлэнд. Первоначальные гарантии были быстро отозваны, и ссуда была востребована. Доля Хартфорда была продана, и в результате 30 млн. долларов, вложенных в Парадайз-Айлэнд, принесли 28 млн. долларов налоговых убытков.

Группа, которая завладела Парадайз-Айлэнд, называлась Mary Carter Paint. Уже связанная с Гроувзом и Чеслером по Фрипорту, со временем она превратится в Resorts International. С помощью Сэндса именно Mary Carter Paint получила игорную лицензию и теперь наблюдала, как Парадайз-Айлэнд восстает из пепла Хартфорда.

А Лански тем временем ощущал столь знакомый ему холодок политических перемен. Поэтому он последовал примеру Хартфорда и поддержал прогрессивных либералов. Когда черной багамской оппозиции с большим трудом удалось получить власть в 1967 году, Сэндс был отправлен в ссылку, а новый лидер острова — Линден Пиндлинг — начал быстро превращаться в карманного политика великого махинатора Мейера Лански.

* * *

В добрые старые времена Лаки Лучиано руководил сетью, которая контрабандой вывозила турецкий опиум в Ливан, где итальянские химики превращали его в героин, который затем передавался корсиканским контрабандистам, доставлявшим его в Монреаль, где семья Бонанно грузовиками перевозила его через Буффало и Детройт в Нью-Йорк. Когда итальянских химиков посадили, Лучиано переместил центр своей сети в Марсель, где французские химики и корсиканские контрабандисты расширили ее, превратив в крупнейший героиновый картель столетия.

Однако времена менялись, и в бизнес приходили новые люди, принося с собой свежие идеи. Между сицилийскими кланами всегда велись междоусобные войны, и гигантский приток героиновых денег лишь усиливал соперничество и разногласия. Лучиано уже не в состоянии был осуществлять необходимый контроль, и с середины 1950-х и до его смерти в 1962 году междоусобица приняла такие масштабы, что угрожала самому существованию бизнеса. Почти сразу после смерти Лучиано юное поколение восстало против старых лидеров, серьезно ослабив власть мафии по всему миру. Увеличилось число убийств в гангстерской среде. Правоохранительные органы, воспользовавшись возникшим хаосом, начали разрушать старые союзы. Одновременно американцы надавили на турок, заставив тех уничтожить производство опиума, что создало кризис поставок для лабораторий «французской схемы» Лучиано в Марселе.

Запасным плацдармом мафии стала Юго-Восточная Азия. Французы давно обосновались в этом регионе, и вплоть до самого своего изгнания в 1954 году французские и корсиканские банды контрабандой вывозили отсюда в Средиземноморье огромное количество золота, валюты и героина. Теперь, когда более 70% мирового объема опиума выращивалось в странах «Золотого треугольника» — Таиланде, Лаосе и Камбодже, — те же самые французские и корсиканские банды вспомнили о былой дружбе и восстановили старые контрабандные маршруты между Сайгоном и Марселем.

В 1965 году Джон Пуллман отправился в Гонконг, чтобы посмотреть, как там обстоят дела с игорным и банковским бизнесом, а также торговлей наркотиками. С началом войны во Вьетнаме в регион прибыли десятки тысяч охочих до наркотиков американских солдат, создавших совершенно новую клиентскую базу. Излишне говорить, что мафия не собиралась упускать эту возможность. А продемонстрированные ею удивительные способности предвидеть развитие рынка свидетельствовали о способности мафии управлять развитием капитализма.

К тому времени Сантос Трафиканте унаследовал то, что осталось от героинового бизнеса Лучиано. В тот же год, когда Пуллман отправился в Гонконг, Трафиканте — с целью поддержания контроля над принадлежавшей ему долей рынка — послал во Вьетнам одного из своих молодых помощников. Фрэнк Фурчи открывал клубы в Сайгоне и внедрял на военные базы людей, которые управляли движением денег черного рынка и наркотиков. Вскоре жесткая конкуренция заставила неопытного Фурчи отступить, и в 1968 году там появился сам Трафиканте, чтобы подтвердить свою заинтересованность и увеличить инвестиции в этом регионе.

В следующем году в гостинице Continental Palace Hotel в Сайгоне состоялась встреча на высшем уровне. В условиях идущих полном ходом военных действий французские и корсиканские синдикаты обратились к производителям опиума из «Золотого треугольника», чтобы обеспечить себе гарантированные поставки. В течение двух лет было налажено движение героина из «Золотого треугольника» в китайские лаборатории Гонконга, а затем в Чили, Парагвай и далее на север, в Карибский регион.

Багамы в силу своего географического положения были идеальным местом для переправки наркотиков в Соединенные Штаты и использовались в этом качестве уже с 1950-х годов. Начавшись с ямайской марихуаны и парагвайского кокаина, этот процесс усилился с появлением героина из Юго-Восточной Азии и колумбийского кокаина. На многочисленных островах и в бухтах имелись тысячи укромных мест, к тому же сами контрабандисты пользовались покровительством Пиндлинга. Он находился на посту премьера 7 лет до и 19 лет после получения Багамами независимости. В 1984 году он оказался замешан в скандале с коррупцией и наркотиками, который, как и следовало ожидать, не имел никаких последствий. Он был освобожден из-под стражи сразу же после того, как дал объяснения, почему его личные расходы в восемь раз превышали его официальное жалованье. По словам Пиндлинга, его партнеры по бизнесу дарили ему деньги, потому что любили его.

В конце правления Пиндлинг ощутил необходимость восстановить свою репутацию и в прощальной речи произнес такие слова: «Надеюсь, что будущие поколения не сочтут, что я хотел слишком многого». Большинство людей так и не думало, да и до сих пор не думает. И все же это было именно так. Его несомненной заслугой стало освобождение и просвещение народа, однако при этом он в своей деятельности опирался на коррупционеров, торговцев кокаином и других преступников.

* * *

Пиндлинг был манипулятором, продававшимся за грязные деньги. Он подал неприглядный пример остальному офшорному миру, открыв дверь — которая не закрыта до сих пор — множеству воров и мошенников. Однако не многие из этих воров и мошенников выдерживают сравнение с оригинальным эксцентриком, которому пришла пора появиться в нашем повествовании.