Бунт на продажу. Как контркультура создает новую культуру потребления

Традиционные церкви, несомненно, представляют собой иерархические бюрократические институты массового общества, а движение ДП выступает против любой бюрократии. В книге «Добровольная простота» есть даже приложение со списком примерно дюжины проблем, присущих крупным бюрократиям (среди которых- громоздкость, косность и разобщенность), а также график, показывающий неизбежный крах цивилизации после того, как мы, наконец, утратим контроль над обществом благодаря роковому сочетанию неповоротливых общественных институтов и социальной дезинтеграции.

Попросту говоря, проблема в том, что «духовные потребности» представителей контркультуры отличаются от тех, удовлетворению которых призвана способствовать церковь. Традиционные функции западных религий состоят в том, чтобы проповедовать мораль, возвеличивать институт брака и семьи и поддерживать социальную стабильность с помощью общих убеждений, ритуалов и общественных институтов. Подлинное содержание вероучения, хотя и имеет значение, но на самом деле уступает по важности этим светским функциям, а реальные духовные кризисы (смерть и грех, рай и ад) полагается рассматривать только с точки зрения догм, установленных церковной иерархией. Критики церкви утверждают, что наши нынешние потребности не носят в традиционном смысле духовный характер. Нам нужна скорее терапия, чтобы освободиться от чувств подавленности и социальной зависимости, нагнетаемых окружающей действительностью. Посему священнослужители совершенно не подходят для удовлетворения духовных потребностей современного мира. Они не способны разрешать конфликты между людьми и государственными институтами, так как представляют те самые институты, которые и считаются источниками наших проблем. Если церковь учит морали, которая есть не что иное, как система репрессивных правил и установлений, значит, церкви нечего сказать людям. Предлагаемое ею спасение — это псевдоспасение, и за ним стоит лишь дальнейшая репрессивная социализация.

Таким образом, неудивительно, что приверженцы движения ДП отворачиваются от традиционной церкви. Впрочем, интересно: хотя некоторые из них искали утешение у психотерапевтов Юнга и Фрейда, гораздо большее число людей обратились к восточным религиям — буддизму и даосизму. Существуют интересные параллели между психотерапией и восточным мистицизмом. И то и другое можно интерпретировать как путь к освобождению, суть которого в изменении нашего сознания и избавлении от определенных форм обусловливания. И то и другое в каком-то смысле является критикой культуры и испытывает крен в сторону индивидуализма (особенно даосизм), соответствующему кредо контркультуры, выраженному в призыве «поступай по-своему». Но восточный мистицизм обладает тем, чего не хватает психотерапии, — экзотичностью, служащей важным фактором высокой репутации учения.

Одно из самых непоколебимых убеждений контркультуры состоит в том, что азиаты более духовны, чем жители Запада, и что ближайший путь к освобождению заключается в некоем синтезе между западным и восточным способами мышления. Есть много литературы, стремящейся соединить эти две культуры, и в этой области ключевой фигурой является Алан Уоттc. Написав такие работы, как «Психотерапия Востока и Запада» (Psychotherapy East and West), «Это оно» (This Is It) и «Космология радости» (The Joyous Cosmology), Уоттc сыграл огромную роль в деле популяризации и интерпретации восточной религии. Впрочем, он не единственный. Идеи и терминология буддизма и индуизма мы найдем в произведениях Аллена Гинзберга и Джека Керуака.

Мы можем сравнить два эти мировоззрения, проанализировав ряд противопоставлений «восточное-западное», которые на сегодняшний день для многих стали вполне привычными:

Западное мировоззрение

Восточное мировоззрение

материализм

спиритуализм

спиритуализмдуализм тела и разума

холизм [21]

разум-теломеханическая вселенная

органическая вселенная

рациональность

осознанность

технологический прогресс

духовный рост

атомистические индивиды

коммунитаризм [22]

Практический результат противопоставления этих мировоззрений состоит в следующем: мы на Западе будто бы считаем, что мир состоит из неодушевленных (механических) частей, которыми манипулируют и которых эксплуатируют, в то время как жители Востока считают мир единым целым, которое нужно понять и оценить. Запад рассматривает отдельного человека как атомную единицу, естественно отделенную от остальной части общества и, возможно, находящуюся в конфликте с ним, а Восток считает человека социальным существом, чья природа не может конфликтовать с целым. (Полезно сравнить эту характеристику с перечнем хиппового и цивильного, составленным Норманом Мейлером. Восток — это хиппово; Запад — цивильно.)

Эти контрастирующие интерпретации Востока и Запада прочно закрепились в нашей культуре. Однако стоит задаться вопросом, а справедливы ли они в отношении обеих традиций.

Знак гласил: «Ты должен покупать». Он был ярко-желтый, с большими красными надписями на английском и китайском и располагался в магазине гонконгского района Монгкок. На знаке было сказано все, что нужно, ибо в Гонконге магазины, торговые центры и рынки, без всякого сомнения, являются главной туристической достопримечательностью. Половина денег, которые тратит средний турист, посещающий «Особый административный район», оседает в торговых предприятиях. И во время проведения летнего отпуска в этой бывшей британской колонии я не был исключением. Я должен был покупать.

В 1997 году накануне передачи Гонконга Китаю многие беспокоились по поводу политических, экономических и культурных аспектов этого шага, но ничто не волновало людей больше, чем опасения, что Пекин вмешается в капиталистическую структуру экономики, сделавшую Гонконг мировым центром бизнеса, туризма и банковского дела. Волноваться было незачем: благодаря договоренности о принципе «одна страна, две системы», достигнутой в 1984 году и гарантировавшей, что Гонконг будет сохранять свою капиталистическую систему по меньшей мере 50 лет после присоединения к Китаю, его экономика продолжает процветать. В то время как большая часть тяжелой промышленности была перенесена через границу в южный Китай, местная экономика переключилась на сферу услуг и легкую промышленность. Будучи крупнейшим мировым экспортером одежды, игрушек и часов, Гонконг является мощнейшим магнитом для потребителей со всей планеты, где для них начинается настоящий праздник консюмеризма, в частности благодаря огромным местным рынкам некондиционных изделий, товаров, снятых с производства, и пиратской продукции.

Одним ясным солнечным днем я бродил по рынку Стэнли — лабиринту магазинов и лавок в южной части острова Гонконг. Я отправился туда с искренней, но (как оказалось) совершенно несбыточной надеждой быстренько купить дешевые брюки, а остальную часть дня посвятить прогулке среди холмов. Через три часа я покинул рынок с раздувшимся баулом и в полном изнеможении.

Подобно более солидным торговым центрам в районе залива Козуэй и рынкам поплоше в Каулуне (где и туристов поменьше), рынок Стэнли может совершенно помутить разум. Продаются любые товары, какие только можно вообразить, все очень дешево, да еще можно и поторговаться. Внутренняя логика существования рынка с таким необъятным ассортиментом состоит в том, что если там немного походить, взвешивая в уме будущие потребности и желания, дни рождения, отпуска и обменные курсы, то начинаешь понимать: просто глупо не сделать покупок. На многих торговых местах не дают примерять вещи, и можно попасть впросак в смысле размера, но разве это имеет значение, когда ты можешь купить две пары штанов для горных лыж за 15 баксов? Ни в одной лавке не выдают чеки, и я не смогу вернуть мои поддельные швейцарские армейские часы, если они сломаются, но не велика беда — тогда я их просто выброшу и обеднею на сумму, равную цене комплексного обеда с бигмаком.