Социализм. Экономический и социологический анализ

Был, однако, и другой способ выйти из трудности, созданной долгим неисполнением обещанного пророчеством. Верующие могли найти прибежище в учении, которое некогда поддерживало пророков. Согласно этому учению будет установлено земное тысячелетнее царство спасения. Осужденное церковью как ересь, это учение о зримом возвращении Христа постоянно возрождается не только как религиозное и политическое верование, но, прежде всего как идея социальной и экономической революции. [229]

От христианского хилиазма, который прошел сквозь столетия, постоянно находя новые источники силы, лишь один шаг до философского хилиазма, ставшего в XVIII веке рационалистической интерпретацией христианства, а от него, последовательно, через Сен-Симона, Гегеля и Вейтлинга, -- к Марксу и Ленину [252*]. [230] Достаточно забавно, что именно эта разновидность социализма, возникшая из мистических идей, происхождение которых теряется во мраке истории, назвав себя научным социализмом, пыталась ославить как "утопический" тот социализм, который возник из рациональных построений философов.

Во всех существенных моментах философская антропоцентрическая метафизика эволюции напоминает религию. В ее пророчестве о спасении обнаруживается та же странная смесь экстатичной и экстравагантной фантазии с тусклой пошлостью и грубым материализмом, что и в большинстве древних мессианских пророчеств. Подобно христианской литературе которая стремится истолковывать Апокалипсис, она пытается доказать свою жизненность истолкованием конкретных исторических событий. В этих попытках она часто выставляет себя в смешном виде, когда спешит истолковать каждое значительное событие с помощью доктрины, претендующей одновременно быть конкретным знанием и описанием истории всего мироздания. Сколь много таких систем философии истории возникло во время мировой войны!

Следует отчетливо различать метафизическую философию истории и рациональную. Последняя строится исключительно на опыте, стремится к получению результатов, согласующихся с логикой и практикой. Когда рациональной философии приходится выходить за эти пределы, она выдвигает гипотезы, но никогда не забывает, где кончаются пределы опытного знания и начинаются гипотетические толкования. Она избегает концептуальных фантазий там, где возможно опытное знание, и никогда не пытается подменить его собой. Единственная цель ее -- систематизировать наше понимание социальных событий и хода исторической эволюции. Только таким путем можно выявить закон, управляющий изменениями общественных условий. Устанавливая или пытаясь установить силы, определяющие рост общества, рациональная философия истории стремится открыть закон социальной эволюции. Предполагается, что этот закон всегда проявляет свою силу, иными словами, он действует на всем протяжении существования общества. В противном случае нужно выдвинуть другой закон и показать, при каких условиях управляет первый, а при каких -- второй. Но это означает всего лишь, что конечным законом общественной жизни будет закон, определяющий границы действия и смены законов социальной эволюции.

Установить закон, в соответствии с которым общество растет и изменяется, совсем не то же самое, что определить направление общественной эволюции. Ведь всякое данное направление развития по необходимости ограничено. Оно имеет начало и конец. А область действия закона принципиально не ограничена: не имеет ни начала, ни конца. Это последовательность движения, а не отдельное событие. Если закон определяет только часть общественной эволюции и перестает действовать за определенной границей, он несовершенен. В таком случае он перестает быть законом. Развитие общества прекращается только вместе с исчезновением самого общества.

Телеологический подход описывает ход развития со всеми отклонениями. [231] Типичным результатом является теория стадий развития. Она рисует смену последовательных стадий цивилизации вплоть до той, которая неизбежно оказывается последней, которую уже нечем заменить. Когда эта точка достигнута, дальнейшего течения истории вообразить невозможно. [253*]

Хилиастическая философия истории принимает "точку зрения Провидения, лежащую за пределами человеческой мудрости"; она стремится провидеть то, что может провидеть только "божественное зрение" [254*]. Чем бы мы ни признали такое учение -- поэзией, пророчеством, выражением веры или надежды -- оно никогда не будет ни знанием, ни наукой. Его можно признать гипотезой не с большим основанием, чем прорицания ясновидца или гадалки. Марксисты сделали невероятно умный шаг, назвавши свое хилиастическое учение научным. Этот ход был заведомо удачен в эпоху, когда люди привыкли доверять науке и отвергли метафизику (хотя, стоит признать, лишь для того, чтобы некритично попасться на удочку метафизики природы Бюхнера и Молешотта). [232]

Закон общественного развития гораздо менее содержателен, чем метафизика развития. Он априорно ограничивает свои утверждения признанием того, что его действие может оказаться перечеркнутым вмешательством иных сил, не описанных законом. В то же время он не признает никаких границ своего применения. Он претендует на то, чтобы быть истинным всегда и везде; у него нет ни начала, ни конца. Но при этом он не ссылается на некий рок, "безвольными и бессильными" жертвами которого мы являемся. Он раскрывает только внутренние, побудительные силы наших стремлений, устанавливает обусловленность их законами природы. Как таковой, закон выступает как Провидение, но предопределяющее не предназначение человека, а его действия и поведение.

Поскольку "научный" социализм представляет собой метафизическое учение, хилиастическое обетование спасения, бесполезно и бессмысленно вести с ним научные дискуссии. Разум не может победить мистические догмы. Фанатиков ничему нельзя научить, пока они не разобьют голову о стену. Но марксизм -_ это не только хилиазм. Он находился под сильным влиянием научного духа XIX века и пытался рационально обосновывать свое учение. С этими, и только этими, попытками мы будем иметь дело в следующих главах.

Глава XVIII. Общество

Понимание общественной жизни древними определялось идеей судьбы. Общество движется к предначертанной божеством цели. Такое понимание вполне логично, если, говоря о прогрессе и регрессе, о революции и контрреволюции, действии и противодействии, использовать подход, столь популярный у многих историков и политиков: история оценивается согласно тому, приближает ли она человечество к цели или, напротив, удаляет.

Наука об обществе, однако, начинается в тот момент, когда мыслитель освобождает себя от такого подхода и вообще от каких бы то ни было оценок. Наука об обществе телеологична в том смысле, в каком и должно быть каждое каузальное исследование волеизъявления. [233] Но при этом представление о цели должно полностью содержаться в каузальном объяснении. В науке об обществе причинность остается фундаментальным принципом познания, и ущерб ее высокому положению не может быть нанесен телеологией [255*]. Поскольку наука не выносит суждений о целях, она не может ничего сказать об эволюции к более высокой стадии в том смысле, скажем, как об этом говорили Гегель и Маркс. [234] Ведь никак не доказано, что все развитие идет по восходящей или что каждая последующая стадия является более высокой, чем предыдущая. Не в большей степени можно согласиться и с пессимистической концепцией истории, которая видит в историческом процессе только упадок, прогрессивное движение к дурному исходу. Поставить вопрос о движущих силах исторического развития -- значит задаться вопросом о природе общества и о причинах изменения условий общественной жизни. Что такое общество, как оно возникло, как изменяется, -- только такие вопросы может ставить перед собой научная социология.