Игры в «Русский М&А»

Когда Алтушкин это понял, он диверсифицировал бизнес и внедрился в поставки медного концентрата, для чего им создается Екатеринбургская торгово-промышленная компания (ЕТПК), президентом которой он и становится. ЕТПК налаживает связи с горно-обогатительными комбинатами, не входящими в сферу влияния УГМК, и направляет эти потоки на Урал.

К моменту создания к весне 2002 г. «УГМК-Холдинга» (объединяет 10 из 20 предприятий, входящих в сферу влияния УГМК) активы Алтушкина весили в нем уже 15 %, и он являлся третьим по значению пайщиком после Искандара Махмудова и Андрея Козицына. Во внутреннем делении среди собственников медного холдинга он всегда считался «человеком Козицына».

В Уральском регионе медные рудники, разрабатываемые еще с демидовских времен, истощены на 90 %. На Гайском ГОКе глубина шахт перевалила за километр. Выхода всего два: осваивать новые месторождения на приполярном Урале или осваивать сейсмоопасный Удокан в районе БАМа, который содержит по данным геологической разведки 40 % всех российских запасов медьсодержащих руд. И тот, и другой проект — дело перспективы, но каждый уже сейчас имеет потенциальную поддержку местных властей.

Загрузить же производство полностью надо сейчас, пока держатся хорошие цены на металл. Существующей же уральской рудной базы не хватает, чтобы полностью загрузить аффинажное производство, которое у медников хоть и побочное, но весьма лакомое.

На УГМК рудный голод сказался и тем, что после включения в ее сферу влияния Кировоградского комбината сырья стало не хватать даже для половинной загрузки производства черновой меди. Козицын планирует перевести Кировоград полностью на производство свинца и цинка. С Башкирией у УГМК хороших отношений не складывалось, а там без поддержки президента Рахимова, всем известно, делать нечего. Тем более что в башкирские рудники уже внедрился конкурент — «Казахмыс» (казахстанская монополия, контролируемая корейской компанией Samsung, 40 %). Так что, в стратегическом плане, УГМК рассчитывает на освоение Удокана.

Основная борьба между УГМК и Вольхиным разгорелась именно из-за поставок руды. Не просто руды, а дешевой руды. Дорогую всегда можно было свободно купить в Монголии, Казахстане или Чили. Команда Козицына планировала результатом враждебного поглощения КМЭЗ полностью сосредоточить поставки руды на свои предприятия, переведя производство в Карабаше на медный лом. Таким образом, полностью загружались и предприятия УГМК, и производство в Карабаше. А экологические проблемы в Карабаше решались бы намного дешевле. Но в этой конфигурации не только бы закрывалось аффинажное производство в Кыштыме, но и Александру Вольхину как игроку, как менеджеру, как личности места не оставалось.

За время сырьевой войны за Карабаш Вольхин продает Александрийский ГОК людям из областной администрации, так как сам не надеялся уже удержать над ним контроль. Для стабильного поступления медного концентрата отдает 10 % КМЭЗ «Эрденету». Тратит больше денег на транспортное плечо, чем УГМК. Задолженность КМЭЗ постоянно росла и к лету прошлого года превысила половину годового оборота предприятия. И хотя полную сырьевую блокаду Вольхина команде Козицына осуществить не удалось, было наглядно видно, что местечковый «холдинг» Вольхина, состоящий из двух предприятий, долго не выстоит. У Вольхина осталось всего два пути: или сдаться УГМК, или пойти на соглашение с «Казахмысом». Ни того, ни другого Вольхин делать не хотел. И создание им серьезного СП с казахстанским монополистом в августе 2003 г. было уже просто жестом отчаяния. Но как бы то ни было, а российско-казахстанское СП «РосКазМед» с уставным капиталом в $1 млн. (50 % — КМЭЗ, 50 % — «Казахмыс») было заявлено изначально как сырьевое, созданное с целью освоения российских месторождений меди. Угроза на перехват Удокана прозвучала отчетливо, в Пышме ее услышали и отреагировали пиар-выбросом в печать тезисов о недопустимости «отдавать российские богатства иностранцам», тем более «корейцам, которые его купят только для того, чтобы законсервировать».

Но в любом случае как самостоятельная фигура в медном бизнесе Вольхин уже кончился к маю прошлого года. Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Нестроение в самой УГМК. Трест лопнул изнутри.

В этой борьбе за сырье медный лом, как ресурс Козицына, полностью был в руках Алтушкина. И Алтушкин против этого не возражал. По крайней мере, публично. Но одновременно Алтушкин вел проектные работы и строительство в Новгородской области современного медеплавильного завода по прогрессивной и экологичной финской технологии мощностью 75 тыс. тонн катодной меди в год. Сырьем для Новгородского металлургического завода изначально планировался медный лом. И это, естественно, не могло понравиться команде Козицына, которая привыкла видеть Алтушкина в медном бизнесе на вторых ролях.

В августе 2003 г. завод был построен. Создалась ситуация, когда на всех не только руды, но и лома уже не хватало.

Сразу после окончания строительства медеплавильного завода в Новгороде начался развод Алтушкина с Козицыным. То, что развод между Алтушкиным и УГМК прошел быстро, цивилизованно и без эксцессов еще не значит, что при этом не осталось недовольных. И чем дальше, тем больше.

15 % акций «УГМК-Холдинг» отошли Козицыну в обмен на долю УЭМ из капитала УЭМ-ВЦМ, который Алтушкин тут же переименовал в «Урал-ВЦМ», долей структур УГМК в «Уральском банке реконструкции и развития» и принадлежащих Козицыну 75 % акций Карабашского медеплавильного комбината (КМК), владеющего 14 % ЗАО «Карабашмедь». Плюс Алтушкину отошли все выигранные УГМК процессы против Вольхина по выводу производственных мощностей из КМК в «Карабашмедь», как и вся головная боль от патовой ситуации с враждебным поглощением КМЭЗ.

УГМК, выйдя из участия в «Уральском банке реконструкции и развития», продолжает держать там свои счета. Но даже если УГМК их оттуда и выведет, то большого ущерба банку это не нанесет. Средства УГМК не превышают 4 % его оборота.

По внешним признакам команда Козицына отводила Алтушкину роль «белого рыцаря», который, поглотив КМЭЗ, должен был проводить там политику дружественную, если не сказать подчиненную, УГМК. Если бы все произошло так, как задумывалось, то команда Козицына могла бы спокойно проводить передел сфер влияния уже внутри самой УГМК. 15 % Алтушкина в руках Козицына — весомый аргумент его команды против «москвичей» команды Махмудова.

В отличие от Козицына и Махмудова, Алтушкин никогда не портил отношений с Вольхиным и Челябинской администрацией. Поэтому смена владельца на КМК была встречена ими благосклонно. Никаких визгов в местной прессе по поводу «мародеров» и «свердловской экспансии», как в случае с УГМК, не наблюдалось. Административных наездов также не было. Зная команду губернатора Петра Сумина, можно предположить, что Алтушкин с ними заранее договорился «по-хорошему».

Алтушкин делает то, от чего отказалась УГМК: покупает акции КМЭЗ у партнеров Вольхина и самого Вольхина, но при этом договаривается с Вольхиным о том, что это поглощение будет дружественным и Вольхин останется на посту генерального директора КМЭЗ.

Алтушкин приобретает 10 % акций КМЭЗ у подконтрольной ОПС «Уралмаш» фирмы B&D Urals. 10 % у монгольско-российского СП «Эрденет» и 28 % у кипрского офшора East Point Holding Ltd. покупает контролируемая Алтушкиным ЕТПК. Вольхин также продает свои акции Алтушкину. 10 % остались в руках Челиндбанка, остальные — у трудового коллектива. Таким образом, можно уже констатировать, что Алтушкин произвел дружественное поглощение КМЭЗ и заплатил за эти активы «справедливую» цену, которая устроила всех.

Сконцентрировав в течение двух месяцев 55 % ЗАО КМЭЗ, Алтушкин в конце 2003 г. становится в обществе председателем совета директоров и озвучивает создание нового медного концерна в первой половине 2004 г., названия которому пока еще нет.