Закат Америки. Впереди Средневековье.

Письменность, печать и Интернет дают нам иллюзорное ощущение безопасной непрерывности культуры. Однако большая часть мириада деталей сложной, живой культуры передаётся не через письмо и не через пиктограммы. Напротив, культуры живут через устную речь и через наглядный пример. Именно поэтому наряду с поваренными книгами есть и уроки готовки, и демонстрации кухонного мастерства. Именно поэтому наряду с учебниками и задачниками сохраняется ученичество, есть стажировки, студенческие экскурсии и практика обучения в деле. В каждой культуре предпринимаются немалые усилия, чтобы обучить детей, а они, в свою очередь, могли пользоваться этим сами и без потерь передать дальше. Воспитатели и учителя, будь то родители или педагоги, пользуются книгами и видеофильмами (если они у них есть), но они ещё и говорят, а то и сами служат примером, если особенно успешны в своей роли учителей, родителей или воспитателей.

И в роли пользователей культуры, и в роли её создателей люди впитывают бесчисленные нюансы, воспринимаемые исключительно через опыт. Мужчины, женщины и дети в Голландии ведут себя иначе, чем мужчины, женщины и дети Англии, хотя и те и другие разделяют общую культуру Запада, а вместе они очень существенно отличаются от тех, кто живёт в Турции, Саудовской Аравии или в Сингапуре. Путешественники, очеркисты, художники и фотографы привлекают наше внимание к тонким различиям повседневной жизни, отражающимся в оттенках поведения, глубоко укоренённых в опыте различающихся историей культур. Но все их труды неизбежно поверхностны в сравнении с реальным опытом жизни в конкретной культуре, впитывания её через примеры и через устную речь.

Есть и другое: живая культура постоянно пребывает в состоянии изменения, не утрачивая при этом своей роли «рамки» и контекста самих перемен. Реконструкция культуры не тождественна её реставрации. В XV веке учёные и собиратели древностей взялись реконструировать утерянную классическую культуру Греции и Рима, опираясь на тексты и артефакты. Эта работа сохранила значение до наших дней, коль скоро европейцы заново узнали историю происхождения своих ветвей от общего ствола. Начиная с того же столетия европейцы погрузились в постренессансный кризис Просвещения. Новое знание столь решительно вторглось в феодальную конструкцию культуры, категорически не готовой к этому, что немало учёных были отлучены от церкви, а их открытия были отвергнуты тогдашними иерархами, которые сумели воспринять реконструированный классицизм и… использовали его, чтобы угнетать новое знание. Поразительные аргументы Коперника вынудили образованных людей осознать, что земля не является центром вселенной, на чем настаивала реконструированная классическая система знаний. И это, и другие открытия, особенно в сфере физики и химии, обратили творческое содержание культуры Просвещения против культуры Ренессанса, которая оказалась препятствием на пути развития Запада — препятствием, созданным из законсервированного знания того рода, какое мы ошибочно принимаем за надёжную защиту от будущего упадка или забвения.

Средневековье представляет собой страшное испытание, значительно более тяжкое, чем временная амнезия, которой нередко страдают люди, выжившие в землетрясениях, сражениях или при бомбардировках. Уцелевшие, пока они заняты розыском других уцелевших, борются с горем и с первичными нуждами, оставляют свои привычные занятия. Они забывают пережитый ужас или стараются забыть его. Однако потом они в основном живут так, как жили раньше, до того как их отвлекли от прежней жизни чрезвычайные обстоятельства.

Средневековье означает, что массовая амнезия выживших приобретает постоянный и фундаментальный характер. Прежний образ жизни исчезает в пропасти забытья, как если бы его вообще не было. Анри Пиренн, выдающийся бельгийский историк общества и экономики XX века, утверждал, что знаменитые Средние века, что последовали за крахом Западной Римской империи, достигли своей кульминации лишь шестью столетиями позже, около 1000 года. Вот как историки описывали положение французского крестьянства в тот год [3]:

«Крестьяне полуголодные. Эффекты хронического недоедания сразу же видны на скелетах, обнаруженных при раскопках… Состояние зубов… указывает на то, что эти люди питались злаками и страдали от цинги. Большинство умирало в детстве, а меньшинство обычно не доживало до сорока…»

Время от времени недостаток пищи обострялся и на год или на два воцарялся большой голод; хронисты оставили записи о нарастании ужасающих эпизодов катастрофы. Подробно, словно зачарованные, они повествовали о людях, которые ели землю и торговали человеческой кожей… Металла в употреблении почти нет, железо берегут, чтобы делать оружие.

Было забыто многое из того, что использовали римляне: навык высаживать бобовые в севообороте, чтобы восстановить плодородие почвы; приёмы добычи руды и выплавки железа, пути доставки кирок шахтёрам, а кузнецам — молотов и наковален; метод сбора мёда из пустотелых керамических блоков, использованных при постройке садовых оград. На землях, где некогда даже рабы были хорошо одеты, теперь большинство людей ходило в грязных лохмотьях. Тремя веками после падения Рима бубонная чума, ранее не известная в Европе, проникла туда из Северной Африки, где присутствовала постоянно, и обернулась взрывом первой из множества эпидемий.

К четырём всадникам Апокалипсиса: Голоду, Войне, Болезни и Смерти уже присоединился пятый — Забывчивость.

Средневековье — это не просто вычёркивание прошлого. Это не пустая страница: чтобы заполнить образовавшийся вакуум, на неё многое добавляется. Но эти добавления не имеют ничего общего с прошлым, усиливают разрыв с ним. В Европе языки, развившиеся из общепонятной латыни, разошлись в стороны, и носители одного не могли понять другой. По мере того как утрачивалось старое, новые привычки, ритуалы и украшения утрачивали сходство между собой. На передний план выдвинулось — чаще всего агрессивно — этническое самоопределение, из которого формировались зародыши будущих национальных государств.

На смену гражданам пришли крепостные; почти все древние римские города были заброшены, остатки других, заселённые горстками уцелевших жителей, погружались в нищету и ничтожество. От прежних публичных удобств, будь то бани или театры, не осталось даже воспоминаний. Бои гладиаторов, впрочем, тоже были забыты. Изменилась и еда. Хлеб уступил место похлёбке и кашам, солёная рыба и дичь почти полностью заняли место мяса одомашненного скота. Изменились правила наследования и владения собственностью. Радикально изменилась структура домашнего хозяйства: на место римской семейной фермы пришла феодальная усадьба. Когда на место государства с его законами пришли террор и поборы местных вождей, радикально изменились методы ведения войн и поводы для них.

Когда школы стали редкостью, разом исчезли писатели вместе с читателями и общей грамотностью. Сменилась религия: христианство, бывшее ранее одним из множества периферийных культов, завоевало достаточно сторонников, чтобы стать доминирующей силой и государственной религией при Константине, императоре все ещё нетронутой Восточной Римской империи, а затем — тоже в роли государственной религии — воцариться на территориальных осколках исчезнувшей Западной. Изменились представления о том, что есть добродетель, и о том, в чем состоит смысл жизни. Сама сексуальность приобрела в глазах западных христиан чрезвычайную подозрительность.

В эпоху массовой амнезии была забыта большая часть классической культуры, а уцелевшее огрубело. Но это было не все. Западная Европа прошла через радикальную, всеохватную революцию в своей записанной истории. Это была политическая, экономическая, социальная и идеологическая революция, и она прошла почти незамеченной. К концу Западной Римской империи муниципальные власти были упразднены специальным декретом, а на их место пришёл централизованный военный деспотизм.

В малоизвестных версиях Средневековья обнаруживаются сходные феномены, приводящие культуры к гибели. Соединение множества отдельных потерь стирает из памяти прежний образ жизни. Он видоизменяется по мере того, как богатое прошлое преобразуется в жалкое настоящее и непонятное будущее. По приблизительным расчётам, в ходе завоевания Северной Америки европейскими переселенцами от завезённых болезней, военных действий и насильственного переселения с земель, от которых зависели сотни локальных культур, погибло порядка двадцати миллионов аборигенов.