Мировой кризис: Общая теория глобализации

Конечно, сегодня, при экспортной ориентации и недостатке интеллектуальных ресурсов, несмотря на успехи Тайваня и Сингапура, Китай не может рассчитывать на построение собственной «технологической пирамиды», как это сделал СССР. Но он и не ставит такой задачи, так как две технологические пирамиды не могут выжить на одном мировом рынке - как два медведя не могут ужиться в одной берлоге. Скорее, Китай инстинктивно избрал более соответствующую его национальному духу стратегию «просачивания» (см.ниже - параграф ….), при которой верхние этажи мировой технологической пирамиды все более насыщаются китайцами и тем самым становятся все более «китайскими». Это ведет к ползучей «китаизации» процесса создания новых технологий и даже технологических принципов, прелести которой уже прочувствовали США.

Процесс формирования относительно замкнутой «экономики самообеспечения» еще далек от завершения: модернизация в самом разгаре и, соответственно, отношения с не являющимися стратегическими конкурентами странами, обеспечивающими ее (и в первую очередь с Россией), напоминают «медовый месяц».

После завершения определенных этапов модернизации китайской экономики российские производители будут лишаться соответствующих рынков сбыта. Характерно положение с энергетическим машиностроением (сегодня Китай на 90% обеспечивает себя сам, а на остальные 10% могут претендовать только компании, имеющие в нем совместные предприятия) и некоторыми химическими продуктами, в частности, капролактамом (помимо ограничения импорта, китайское производство в целях импортозамещения переводится на использование жидкого капролактама, производящегося только в Китае).

Парадоксальность ситуации заключается в том, что гибель части предприятий российской индустрии предрешена по иной причине - из-за принявшего уже необратимый характер недоинвестирования, из-за которого крайне инерционный процесс выбытия оборудование вследствие физического износа стал уже почти необратимым.

Российские предприятия, как правило, работают без необходимых инвестиций, обеспечивая себя лишь оборотными средствами, - и поражающий прирост инвестиций в первой половине 2000 года на 36,7% (больше, чем в годы первых пятилеток!), равно как и общий прирост инвестиций в …% за 2000-2002 годы (при этом стремительно затухающий: с 17,4% в 2000 до …% в 2001 и 2,6% - в 2002 году) все равно совершенно недостаточен после десятилетия, за которое инвестиции рухнули вчетверо.

В результате российские предприятия лишатся китайских заказов примерно тогда же, когда из-за своих собственных, внутренних причин - недостаточности масштабов технического перевооружения - лишатся физической возможности продолжать производство.

Совпадение этих процессов будет не абсолютным, что усилит болезненность отмирания недоинвестированной части российской индустрии. Если предприятия этой части в целом еще сохранят свою дееспособность к тому времени, когда у Китая исчезнет потребность в их продукции, их гибель будет внезапно ускорена исчезновением китайского спроса. Соответственно, при необходимости нужная китайской экономике часть российской индустрии может какое-то время поддерживаться «на плаву» за счет китайских кредитов и банковских гарантий.

Схожая ситуация наблюдается и с ВПК России, сегодня работающим на Китай (и в меньшей степени на Индию). При этом китайцы последовательно добиваются включения в соглашения лицензии на производство передовой закупаемой техники и изделий, после чего организуют переток российских специалистов (или их знаний) для обслуживания создаваемых производств. Так, сегодня уже не вызывает сомнений исчезновение по этой причине возможности экспорта российских боевых самолетов в Китай после 2008 года (ЭКСПЕРТ).

Это - проявление общей логики китайцев, их рачительного подхода к наследству СССР. В отличие от американцев, стремящихся к уничтожению конкурирующей с их корпорациями (то есть лучшей) части этого наследства, китайцы, нуждающиеся для модернизации своей экономики во всех видах ресурсов и технологий, стремятся наиболее полно использовать потенциал России и тем самым отчасти даже продляют срок его существования.

Конечно, они не прилагают усилий к тому, чтобы преодолеть надвигающийся крах российской индустрии. Ведь по мере завершения китайской модернизации сохранение российской индустрии (кроме добычи сырья) будет во все большей степени означать для новой экономики Китая сохранение в целом нежелательного конкурента.

Поэтому российская промышленность объективно оказывается в роли костылей, которые отбрасывают после выздоровления. При всей незавидности этой роли отечественные товаропроизводители должны быть благодарны и за нее, так как без Китая во многом уже погибли бы.

Помимо доиспользования таким образом части российского промышленного потенциала, китайцы фактически контролируют сельское хозяйство Дальнего Востока. Они просто приезжают и работают, заселяя целые поселки и осваивая значительные территории брошенной в разные времена земли. С экономической точки зрения в этом нет ничего плохого, - кроме того, что «Китай там, где живут китайцы», - но уже сейчас китайцы доминируют на большинстве сколь-нибудь значительных мелкооптовых и сельскохозяйственных рынков от Иркутска до Владивостока.

Таким образом, рыночные отношения в Забайкалье и Приморье во многом формируются за счет колоссального притока китайцев и связанного с этим, по-видимому, необратимого изменения демографического баланса.

Пример пока еще российских территорий четко показывает, что «видимая миру» политическая и финансово-экономическая экспансия Китая лишь следует (и притом далеко не всегда) за его невидимой, но наиболее важной для практической политики этнической экспансией. Пока экспансия эта направлена в основном на юг; экспансия на российский территории, которой так трепещут наши геополитики, является следствием стихийного демографического давления, освоения заброшенных и богатых природными ресурсами территорий и локальной инициативы губернаторов северных провинций Китая.

Наибольшим влиянием китайцы обладают, конечно, в Юго-Восточной Азии, хотя численность их в этом регионе незначительна. За исключением территорий с абсолютным доминированием китайского населения, исторически принадлежавших Китаю (Тайваня и Сингапура, а также Гонконга и Аомыня), в странах Юго-Восточной Азии проживает немногим более 30 млн. (???) китайцев, что составляет от нескольких процентов до трети населения соответствующих стран (в среднем …%). Однако эта незначительная группа занимает «командные высоты» в ряде достаточно крупных экономик; так, она контролирует не менее половины национального богатства Филиппин, до 70% - Малайзии и Индонезии, до 80% - Таиланда и почти всю экономику Сингапура. Страны региона формально независимы, но их ключевые экономические структуры либо зависят от Китая, либо и вовсе регулируются им.

Чтобы понять, насколько значим этот контроль для современного Китая, достаточно указать, что с учетом перечисленных примеров (а также Тайваня, Гонконга и Аомыня) экономика Большого Китая в 2002 году превышала по своим масштабам экономику континентального Китая в … раза, составляет …% мировой и занимает в ней не …, а … место!

Конечно, это сопоставление приблизительно, а материковый Китай имеет на остальные части китайского мира хотя и преобладающее, но все же опосредованное текущими интересами экономическое влияние, но ведь и влияние национальных правительств на национальные корпорации тоже является не абсолютным и опосредуется текущими интересами последних.